Я надела кроссовки и последовала за Мерри. Та двигалась очень быстро, ловко толкая перед собой коляску по каменистой дороге.

Когда она остановилась, чтобы отрегулировать коляску, я попятилась назад. Мерри пересекла дорогу и продолжила путь по лесной тропинке. Я медленно шла за ней. Когда она стала взбираться по холму, я спряталась.

Выждала время и поднялась сама. На поляне остановилась, в недоумении глядя перед собой. Среди деревьев стояла оставленная без присмотра коляска Конора. Зайдя за дерево, я стала наблюдать. В коляске находился ее сын, завернутый по пояс в голубое одеяло. Он был спокоен, возможно, спал.

Мерри рядом не было. Она исчезла, бросив сына одного в лесу.

Я не выходила из своего укрытия, предположив, что она справляет нужду в кустах или собирает ягоды неподалеку. Я продолжала ждать, пытаясь найти разумное объяснение происходящему, но она так и не появилась. Прошло двадцать минут, тридцать… Наконец я подошла к коляске и заглянула вовнутрь. Конор проснулся, его глаза были встревоженными.

– О, Конор, – воскликнула я, – тебя оставили совсем одного.

Мой ангелочек! Щечки пухлые, носик пуговкой. Я дотронулась до него и почувствовала, что его кожа холодная.

Он выглядел спокойным, и меня поразила мысль, что для него, по всей видимости, это была привычная ситуация. Я подняла малыша, осыпала поцелуями его лицо, пощекотала под мышками, стараясь доказать ему, что мир вокруг него не так уж и жесток. У меня сжалось сердце, когда я вспомнила о том, что наблюдала несколько дней назад. И еще раньше.

А теперь еще и это. Боже правый, думала я, кто знает, как далеко она может зайти.

Я нежно укачивала его в своих руках, прижимаясь щекой к его щеке. Прошел, наверное, час, а может, больше, когда послышался шелест листьев и шум шагов по тропинке. Я положила Конора обратно в коляску и снова затаилась за деревом. Мерри просто окинула сына беглым взглядом, в котором не было ни намека на беспокойство, и повезла его домой.

Я простояла за деревом еще несколько минут, пытаясь справиться с сердцебиением и собираясь с мыслями. Она не заслуживает его. Она даже не любит его. Я теперь точно это знаю.

Я медленно брела к дому после того, как увидела изнанку этой красивой жизни. Она оказалась довольно неприятной. Нет, мечтать о такой жизни явно не стоило. Просто декорации и только.

Мерри удивилась, когда я вошла в дверь после нее:

– Где ты была?

– Немного погуляла. Решила просто подышать свежим воздухом.

– Где именно ты гуляла? – спросила она, подозрительно взглянув на меня.

Я указала рукой в направлении леса.

– Петляла по дорожкам внизу холма, – ответила я, заметив, что она вздохнула с облегчением.

Она вынула Конора из коляски и с трудом удерживала его в руках, потому что тот извивался изо всех сил, пытаясь освободиться от ее хватки.

Милый малыш. Сколько еще жестоких испытаний тебе уготовано?

Мы провели остаток дня, не сильно утруждая себя. Мерри полола и высаживала рядами кормовые бобы, а я играла с Конором на лужайке, стараясь выплеснуть на него всю свою любовь. Одному богу известно, как он в ней нуждается.

Затем помогла Мерри приготовить еду для ребенка, а позже – простой салат и цыпленка на гриле в лимонном соусе для нашего ужина, который мы съели за обеденным столом.

– Вот это настоящая жизнь, – сказала я.

– Да, нам очень повезло.

– Ты действительно здесь счастлива? – спросила я, ожидая получить правдивый ответ и, наконец, разделить с ней ее проблемы, хотя и не надеясь, что мы вдвоем сможем их решить. – Я твоя лучшая подруга, – сказала я, – ты можешь быть со мной откровенной. Я всегда готова тебе помочь.

– А почему бы мне не быть счастливой? – сказала она с уже привычной мне застывшей на лице улыбкой.

– А как насчет всех других жизней, которые ты придумывала для себя? По-моему, они отличаются от этой.

Я не понимала, что именно мне хотелось выяснить. Не знала, как заставить ее разоткровенничаться.

– Ну и как тебе эта? – настаивала я.

– То что надо. В ней я настоящая.

– Прекрасно, – кивнула я.

Потом открыла бутылку вина и наполнила только свой бокал. Мерри тут же достала из шкафа другой бокал.

– Постой, – запротестовала я, – вы же пытаетесь зачать ребенка.

Я сделала маленький глоток вина, а она налила себе полный бокал.

– Нет, я не беременна, – сказала она, скорчив гримасу.

– Ты уверена?

– Да, Фрэнк, на все сто, – она рассмеялась.

– Ну, тогда ладно.

Я снова наполнила свой бокал, и мы на пару прикончили бутылку.

Ночью я услышала плач ребенка. Тихо прокралась в детскую, подняла его на руки и прижала к себе, стараясь успокоить.

– Ш-ш-ш, тихо. Баю-баю-баиньки. Спи, мой мальчик маленький, – пела я ему колыбельную в темноте, раскачиваясь вместе с ним в удобном большом кресле-качалке.

Я вдыхала его сонный запах, к которому примешивался аромат молока, мыла и нежности. Как мне было жаль это маленькое совершенство, этого человечка, который только начинал жить, но уже испытывал невероятную боль. Все лучшее в этом мире чрезмерно хрупкое и слишком легко утрачивается. Но когда он крепко заснул на моих руках, счастливый и ощущающий себя в безопасности, я забыла о том, что он не мой.

Мерри

В нашей гостиной Фрея играла с ребенком, хватая его за ноги и волоча к себе, когда тот подползал, по ее мнению, к опасным местам. Теперь он постоянно находится в движении и с каждым днем становится быстрее и проворнее. Сэм и Фрэнк не могут им налюбоваться. Мне было приказано быть более внимательной и не оставлять предметы где попало.

– Совсем недавно я вытащила у него изо рта одну из твоих невидимок, – выговаривала мне Фрэнк за обедом, – а днем раньше я подобрала пуговицу с ковра в гостиной.

– Ты должна быть более осторожной, – раздраженно сказал Сэм, – эти предметы опасны, он может ими подавиться.

Да, опасны. Несут в себе потенциально смертельные угрозы. Мелкие предметы, которые могут отобрать жизнь за считаные секунды.

Фрея – очаровательная девочка, вежливая и смышленая. У нее такие же, как у Карла, пронзительные глаза, ярко-голубые и немного пугающие, как у детей на пропагандистских плакатах гитлерюгенда. Я предложила ей стакан яблочного сока, который она выпила, аккуратно держа стакан обеими руками. Фрея изучает английский в школе, но стесняется говорить со мной по-английски. С ребенком она общается по-шведски.

Фрэнк сидела в скайпе, беседуя со своими друзьями, живущими то ли в Париже, то ли в Дубае, а может, и в Гонконге. Из ее комнаты время от времени доносился звонкий смех. Я представила, как она развлекает своих знакомых рассказами о нашей провинциальной жизни, об интересной только любителям старины Сигтуне. Судя по всему, эти рафинированные жители одних из самых роскошных столиц мира в полном восторге. Мне интересно, как она ведет себя с ними и как выглядит в их глазах. Популярная, успешная, амбициозная. Наверное, именно так. А может, она такая и есть. Женщина, которой невозможно не восхищаться. Женщина, которая достигла вершины успеха, и, что самое любопытное, сама, в одиночку.

С такой Фрэнк я не знакома.

Я знакома только с женщиной, впрочем, даже не женщиной, а девочкой, которая постоянно норовит заглянуть и вмешаться в мою жизнь. Отчаянно и нагло. Пока она была в другой комнате, я не утерпела и взяла ее телефон. Он был забит фотографиями – свежеиспеченные булочки к завтраку, виды озера из окна кухни, ребенок. На некоторых был запечатлен Сэм. Фотографии, похожие на те, что я высылала ей раньше. Однако ни на одной из них не было меня, будто меня не существовало вовсе.

Я увеличила одну, на которой были Фрэнк, Сэм и ребенок. Прекрасный снимок. Красивые лица, с ослепительными белоснежными улыбками. Просто невозможно отвести взгляд.

У меня внутри все оборвалось. Сэм ее обнимал. Сэм, естественно, не может держать руки при себе.

Нет, не может быть. Она бы не посмела. Но я же вижу, в каких позах она сидит на диване. Как она смотрит на Сэма, как дотрагивается до его рук, ладоней. Она делает все, чтобы его соблазнить, воспользоваться любой возможностью. А как она поднимает ребенка и укладывает себе на руку, приговаривая: «Кто тебя любит, мой маленький Кон? Кто хочет тебя проглотить?»